Щеголева Надежда
Лешка проснулся в холодном поту. Ему снился знакомый кошмарный сон. Так было в последнее время часто. И хотя за окном стояла душная июльская ночь, его била нервная дрожь. Он закрыл глаза, и опять всплыли в памяти остатки этого ужаса: он падает в темные воды то ли реки, то ли моря, в общем воды много, она тяжелая, давит своим холодом. Он пытается вынырнуть, трепещет руками и ногами, но вода не стоит, она бурлит, что вроде омута. Алексей захлебывается, он это явственно ощущает. А вода все бурлит и бурлит, и затягивает его вниз. Крикнуть не получается, потому что рот тут же наполняется потоком воды. И вот когда уже сил нет, руки и ноги начинают безвольно опускаться, и все вокруг темнеет, то среди этой тьмы вдруг появляется просвет, и чьи-то женские руки хватают его и уверено вытаскивают на поверхность. В момент входа воздуха в легкие он и просыпался. Сердце щемило, как будто на самом деле не хватало воздуха и он задохнулся в какой-то момент
Чьи это руки? Почему была уверенность, что это женщина? Алексей не мог ответить на этот вопрос, он был уверен, что медленно, но верно сходит с ума: не может постоянно сниться один и тот же кошмар нормальному человеку. Настроение было испорчено, практически, на весь день. Опять поссорится с женой, что-нибудь буркнет на работе грубое, дочь опять нашкодит, и надо будет читать нотацию как отцу.
Леша с ужасом дожидался утра. Старался настроиться на мирный лад, чтобы ни с кем не поругаться – ну, глупо же из-за какого-то сна срывать свое зло на родных и близких людях. Утром жена, женщина, с которой он жил много лет, давно заметившая, что с ним что-то неладное, произнесла как бы невзначай:
-Ты бы сходил к бабке, говорят, помочь может.
-О чем ты, какая бабка, белены объелась? Бабка! Ну ты сказала! – начал заводиться Лешка.
Но тут не выдержала и Галина, жена:
-Это все она, она тебя не отпускает. Небось сглазила.
-Что-что-что? – на щеках Алексея заходили желваки. – Ты о ком, кто сглазила. Ты, ты… Ищи свою бабку, поедем вместе! – неожиданно согласился муж.
Ему почему-то вдруг расхотелось ругаться, он как-то обмяк, как будто подсознательно ждал что-то вроде этого совета. Ну не это так другое, он сейчас был готов на любое действо, лишь бы сон не повторялся, он хотел понять, чьи руки его спасают. «Газеты, вон, чуть ли не каждая пестрит объявлениями об этих бабках, дедках. Меланьи, Любы, Василиссы, Юрии заполонили прессу и телевидение, и люди идут и взахлеб рассказывают, как им помогло. А что помогло-то? А, какая разница? Пойду, а то будет пилить изо дня в день, а вдруг?»…
И они пришли к одной красавице - бабке лет тридцати. У Алексея челюсть отвисла при ее виде. Ему представлялась этакая Наина, ну, Горгона. А тут – Медея прямо таки. «И чего пришли, сейчас будет лапшу вешать, будь готов!». Кабинет под стать красавице: темные стены, какие-то полки, подставки, на них что-то блестит, сверкает. Кое-где иконы, свечи. «Ну, Игорь Кио в юбке». Медея заговорила, голос ее журчал как ручей весной, Леша не включался. Она что-то спрашивала, он что-то отвечал, а потом с умным видом она произнесла: «Вам надо сходить в храм, заказать молебен Богородице, поставить свечи туда, туда и туда…» Леша поднял глаза на Медею: «Она придуривается или всерьез – еще и в храм теперь идти? Что это?» «Идите-идите, воды той принесете, а уж дальше…» Она с умным видом взяла его за руку и сказала:
-Лет двадцать назад ты кого-то сильно обидел, предал…
–Я же говорила, это она, она, – вмешалась Галина.
–Может и ее… Принесите воды, потом скажу - сглаз или нет.
–Ее? Да вы что, с ума посходили – кого - ее, кто - она?
–Бывшая твоя, – зло прошипела Галя.
-Ты прямо братья Гримм, Шарль Перро, Гаусс Гофман вместе взятые, что ты все придумываешь, никак не успокоишься, сколько лет прошло, воды сколько утекло… - Леша осекся. «Воды утекло, опять вода. Кругом вода». – Все, уходим.
Всю дорогу Леша думал над словами женщин. Да, была у него бывшая, но кто – любовь, жена, печаль, судьба? Он не знал, как назвать ту, которую он действительно предал…
Лешка был рабочим парнем, не чета, как говорили, Вике, Виктоше – она училась на балерину. Нет, она не стремилась выбиться в примы Большого театра, она просто хотела хорошо танцевать в хорошем театре. Если бы этого у нее не получилось, она бы пошла учить детей танцам. Она любила танцы и детей. Она училась, а он терпеливо ждал все годы ее учебы. Он встречал ее с электрички, провожал до дома, таскал цветы, немножко злился, когда в выходные дни он ее приглашал в кино, а она отказывалась: ей хотелось хотя бы в выходные подольше поспать, успеть почитать любимую книжку, да просто побыть с родными, потому что среди недели это не получалось – все дни были загружены под завязку.
Но на последнем курсе, когда Леша в очередной раз затянул о женитьбе, она неожиданно для него (хотя и ждал) согласилась. Свадьба была красивая, несмотря на то, что Лешка был «не чета». Здорово они смотрелись вместе: он большой, прямо таки богатырь, и она как тростиночка. Оба светились от счастья и думали, что проживут долго и счастливо и умрут в один день. Но…
Однажды они ехали на мотоцикле с дачи друзей. Лешка был классным мотоциклистом, участвовал даже в каких-то первенствах. Моросил мелкий противный дождь. Вика предлагала переждать, Лешка уперся, захотелось покрасоваться – он же мастер! Виктоша уступила, а мелкий дождь перерос в ливень. Небо потемнело. Что случилось потом никто точно не мог описать – то ли кто-то кого-то хотел обогнать, то ли встречные фары ослепили, итог был печальным: Леша сломал руку, а Вику выбило так, что никто уже и не чаял увидеть ее в живых. Но она была жива, сильно покалечена, но жива. В тяжелейшем состоянии ее доставили в больницу, и врачи вынесли приговор: несколько операций, ходить возможно будет, а уж балет, извините, спасибо, что жива осталась.
Леша весь посерел в отсутствие Вики. Он уперто ушел в работу, навещал ее в больнице. Вика все время молчала, он пытался говорить с ней, но она смотрела в одну точку и молчала, молчала. Он думал она его проклинает, но она со всеми молчала: она просто не хотела говорить. Ей было жутко больно, и чтобы не выдать себя голосом она молчала. Только маме она кивала, отвечала на ее поглаживания рукой по руке. Мама ее понимала, она ходила в храм и молилась за свою Победу (не просто так она назвала свою доченьку): «Ты выстоишь, ты сильная, ты Победа, моя победа! Господь тебя не оставит, ты только верь!» И Вика кивала, и пыталась слушать, что говорит мать, пыталась творить молитву о спасении.
Не скоро шло выздоровление, ой не скоро. Лешке надоело мотаться в больницу: все реже и реже, стал он появляться в палате у Вики. А когда он совсем перестал там бывать, почему-то никто не удивился: многие по опыту знали, как заканчивается такая мужская любовь – она до первой катастрофы в прямом и переносном смысле…
Прошло много-много лет. Алексей жил с женщиной, которую по сути не любил, она была ему нужна для того, чтобы родить ему ребенка. Ему очень хотелось ребенка, так же как и Виктоше, но когда он услышал, что сказали врачи, внутри все угасло, и он попросту смылся. Смылся в поисках мамаши для своего ребенка, не подумав о том, что множество детей по детдомам дожидается приемных пап и мам. Ему втемяшилось, что нужно только своего. Ну и родил дочку, ее-то он просто обожал, его маленькая Виктоша. Галина все это знала, злилась, что он дочь назвал именем жены, но молчала много лет Уж что ее надоумило так ляпнуть: «Сглазила», она и сама не могла сказать, но ревность жгла все эти годы: ей казалось, что ее, только ее, Леша по-прежнему любит свою бывшую Виктошу. А он и сам не знал, как он теперь к ней относится: время сравняло прошлое, он жил сегодняшним днем, вот и все…
А он пошел в храм, собрался с духом и пошел. Он не мог сказать, что его туда тянуло. Он не верил, что на него так подействовали слова Медеи, просто в нем что-то проснулось и начало расти. В груди стало теплеть, тяжесть сна стала улетучиваться, желание пойти в дом Божий окрепла, и он пришел.
Попал он на вечернюю службу, она была в самом разгаре. Везде у икон горели свечи вокруг лампадок, на него смотрели добрые лики святых, Спасителя и Богородицы. Люди стояли и молились, пахло ладаном. Народу было немного. Он стоял позади всех, пытаясь вслушаться, что читают, что поют. Хор пел просто потрясающе. Вот вышел священник, к нему потянулась небольшая дорожка людей. Леша не понял, что с ними. «Что это они делают?» - спросил он стоявшую рядом женщину у подсвечника. «Они будут исповедываться» - «Что это?» - «Ну, каяться в грехах, своих ошибках». Подумалось: «Как это можно кому-то рассказать свои гадости, когда самому тошно от них? Ну и ну!» Алексей стоял, слушал, было все спокойнее и спокойнее. В какой-то момент он машинально пристроился к очереди: «За спрос по лбу не бьют, спрошу священника, что делать-то мне, а то эти Медеи наговорят!».
Текли минуты, служба приближалась к концу, очередь на исповедь таяла. Он повернул голову, чтобы посмотреть, кто ж так душевно поет в храме. Поднял глаза, и сердце бешено заколотилось. Виктоша! Его «бывшая» Виктоша руководила хором и пела сама чудесным голосом. С иронией он подумал: «Она не смогла найти применение своим красивым и сильным ногам, поскольку я ей их переломал, так она нашла применение своему голосу и рукам. Руки! Вот чьи были руки во сне!» Он было открыл рот, но увидел, что Вика повернулась к нему, увидела, ресницы дрогнули. Она уверенно кивнула ему, улыбнулась всепрощающе, как будто давно его ждала здесь именно для того, чтобы сказать, что простила, и вот наконец-то увидела.
И Алексей уверенно шагнул к священнику: «Я виноват, я не просил прощения!..»
Виктория, прости! Господи, помилуй!
Лешка проснулся в холодном поту. Ему снился знакомый кошмарный сон. Так было в последнее время часто. И хотя за окном стояла душная июльская ночь, его била нервная дрожь. Он закрыл глаза, и опять всплыли в памяти остатки этого ужаса: он падает в темные воды то ли реки, то ли моря, в общем воды много, она тяжелая, давит своим холодом. Он пытается вынырнуть, трепещет руками и ногами, но вода не стоит, она бурлит, что вроде омута. Алексей захлебывается, он это явственно ощущает. А вода все бурлит и бурлит, и затягивает его вниз. Крикнуть не получается, потому что рот тут же наполняется потоком воды. И вот когда уже сил нет, руки и ноги начинают безвольно опускаться, и все вокруг темнеет, то среди этой тьмы вдруг появляется просвет, и чьи-то женские руки хватают его и уверено вытаскивают на поверхность. В момент входа воздуха в легкие он и просыпался. Сердце щемило, как будто на самом деле не хватало воздуха и он задохнулся в какой-то момент
Чьи это руки? Почему была уверенность, что это женщина? Алексей не мог ответить на этот вопрос, он был уверен, что медленно, но верно сходит с ума: не может постоянно сниться один и тот же кошмар нормальному человеку. Настроение было испорчено, практически, на весь день. Опять поссорится с женой, что-нибудь буркнет на работе грубое, дочь опять нашкодит, и надо будет читать нотацию как отцу.
Леша с ужасом дожидался утра. Старался настроиться на мирный лад, чтобы ни с кем не поругаться – ну, глупо же из-за какого-то сна срывать свое зло на родных и близких людях. Утром жена, женщина, с которой он жил много лет, давно заметившая, что с ним что-то неладное, произнесла как бы невзначай:
-Ты бы сходил к бабке, говорят, помочь может.
-О чем ты, какая бабка, белены объелась? Бабка! Ну ты сказала! – начал заводиться Лешка.
Но тут не выдержала и Галина, жена:
-Это все она, она тебя не отпускает. Небось сглазила.
-Что-что-что? – на щеках Алексея заходили желваки. – Ты о ком, кто сглазила. Ты, ты… Ищи свою бабку, поедем вместе! – неожиданно согласился муж.
Ему почему-то вдруг расхотелось ругаться, он как-то обмяк, как будто подсознательно ждал что-то вроде этого совета. Ну не это так другое, он сейчас был готов на любое действо, лишь бы сон не повторялся, он хотел понять, чьи руки его спасают. «Газеты, вон, чуть ли не каждая пестрит объявлениями об этих бабках, дедках. Меланьи, Любы, Василиссы, Юрии заполонили прессу и телевидение, и люди идут и взахлеб рассказывают, как им помогло. А что помогло-то? А, какая разница? Пойду, а то будет пилить изо дня в день, а вдруг?»…
И они пришли к одной красавице - бабке лет тридцати. У Алексея челюсть отвисла при ее виде. Ему представлялась этакая Наина, ну, Горгона. А тут – Медея прямо таки. «И чего пришли, сейчас будет лапшу вешать, будь готов!». Кабинет под стать красавице: темные стены, какие-то полки, подставки, на них что-то блестит, сверкает. Кое-где иконы, свечи. «Ну, Игорь Кио в юбке». Медея заговорила, голос ее журчал как ручей весной, Леша не включался. Она что-то спрашивала, он что-то отвечал, а потом с умным видом она произнесла: «Вам надо сходить в храм, заказать молебен Богородице, поставить свечи туда, туда и туда…» Леша поднял глаза на Медею: «Она придуривается или всерьез – еще и в храм теперь идти? Что это?» «Идите-идите, воды той принесете, а уж дальше…» Она с умным видом взяла его за руку и сказала:
-Лет двадцать назад ты кого-то сильно обидел, предал…
–Я же говорила, это она, она, – вмешалась Галина.
–Может и ее… Принесите воды, потом скажу - сглаз или нет.
–Ее? Да вы что, с ума посходили – кого - ее, кто - она?
–Бывшая твоя, – зло прошипела Галя.
-Ты прямо братья Гримм, Шарль Перро, Гаусс Гофман вместе взятые, что ты все придумываешь, никак не успокоишься, сколько лет прошло, воды сколько утекло… - Леша осекся. «Воды утекло, опять вода. Кругом вода». – Все, уходим.
Всю дорогу Леша думал над словами женщин. Да, была у него бывшая, но кто – любовь, жена, печаль, судьба? Он не знал, как назвать ту, которую он действительно предал…
Лешка был рабочим парнем, не чета, как говорили, Вике, Виктоше – она училась на балерину. Нет, она не стремилась выбиться в примы Большого театра, она просто хотела хорошо танцевать в хорошем театре. Если бы этого у нее не получилось, она бы пошла учить детей танцам. Она любила танцы и детей. Она училась, а он терпеливо ждал все годы ее учебы. Он встречал ее с электрички, провожал до дома, таскал цветы, немножко злился, когда в выходные дни он ее приглашал в кино, а она отказывалась: ей хотелось хотя бы в выходные подольше поспать, успеть почитать любимую книжку, да просто побыть с родными, потому что среди недели это не получалось – все дни были загружены под завязку.
Но на последнем курсе, когда Леша в очередной раз затянул о женитьбе, она неожиданно для него (хотя и ждал) согласилась. Свадьба была красивая, несмотря на то, что Лешка был «не чета». Здорово они смотрелись вместе: он большой, прямо таки богатырь, и она как тростиночка. Оба светились от счастья и думали, что проживут долго и счастливо и умрут в один день. Но…
Однажды они ехали на мотоцикле с дачи друзей. Лешка был классным мотоциклистом, участвовал даже в каких-то первенствах. Моросил мелкий противный дождь. Вика предлагала переждать, Лешка уперся, захотелось покрасоваться – он же мастер! Виктоша уступила, а мелкий дождь перерос в ливень. Небо потемнело. Что случилось потом никто точно не мог описать – то ли кто-то кого-то хотел обогнать, то ли встречные фары ослепили, итог был печальным: Леша сломал руку, а Вику выбило так, что никто уже и не чаял увидеть ее в живых. Но она была жива, сильно покалечена, но жива. В тяжелейшем состоянии ее доставили в больницу, и врачи вынесли приговор: несколько операций, ходить возможно будет, а уж балет, извините, спасибо, что жива осталась.
Леша весь посерел в отсутствие Вики. Он уперто ушел в работу, навещал ее в больнице. Вика все время молчала, он пытался говорить с ней, но она смотрела в одну точку и молчала, молчала. Он думал она его проклинает, но она со всеми молчала: она просто не хотела говорить. Ей было жутко больно, и чтобы не выдать себя голосом она молчала. Только маме она кивала, отвечала на ее поглаживания рукой по руке. Мама ее понимала, она ходила в храм и молилась за свою Победу (не просто так она назвала свою доченьку): «Ты выстоишь, ты сильная, ты Победа, моя победа! Господь тебя не оставит, ты только верь!» И Вика кивала, и пыталась слушать, что говорит мать, пыталась творить молитву о спасении.
Не скоро шло выздоровление, ой не скоро. Лешке надоело мотаться в больницу: все реже и реже, стал он появляться в палате у Вики. А когда он совсем перестал там бывать, почему-то никто не удивился: многие по опыту знали, как заканчивается такая мужская любовь – она до первой катастрофы в прямом и переносном смысле…
Прошло много-много лет. Алексей жил с женщиной, которую по сути не любил, она была ему нужна для того, чтобы родить ему ребенка. Ему очень хотелось ребенка, так же как и Виктоше, но когда он услышал, что сказали врачи, внутри все угасло, и он попросту смылся. Смылся в поисках мамаши для своего ребенка, не подумав о том, что множество детей по детдомам дожидается приемных пап и мам. Ему втемяшилось, что нужно только своего. Ну и родил дочку, ее-то он просто обожал, его маленькая Виктоша. Галина все это знала, злилась, что он дочь назвал именем жены, но молчала много лет Уж что ее надоумило так ляпнуть: «Сглазила», она и сама не могла сказать, но ревность жгла все эти годы: ей казалось, что ее, только ее, Леша по-прежнему любит свою бывшую Виктошу. А он и сам не знал, как он теперь к ней относится: время сравняло прошлое, он жил сегодняшним днем, вот и все…
А он пошел в храм, собрался с духом и пошел. Он не мог сказать, что его туда тянуло. Он не верил, что на него так подействовали слова Медеи, просто в нем что-то проснулось и начало расти. В груди стало теплеть, тяжесть сна стала улетучиваться, желание пойти в дом Божий окрепла, и он пришел.
Попал он на вечернюю службу, она была в самом разгаре. Везде у икон горели свечи вокруг лампадок, на него смотрели добрые лики святых, Спасителя и Богородицы. Люди стояли и молились, пахло ладаном. Народу было немного. Он стоял позади всех, пытаясь вслушаться, что читают, что поют. Хор пел просто потрясающе. Вот вышел священник, к нему потянулась небольшая дорожка людей. Леша не понял, что с ними. «Что это они делают?» - спросил он стоявшую рядом женщину у подсвечника. «Они будут исповедываться» - «Что это?» - «Ну, каяться в грехах, своих ошибках». Подумалось: «Как это можно кому-то рассказать свои гадости, когда самому тошно от них? Ну и ну!» Алексей стоял, слушал, было все спокойнее и спокойнее. В какой-то момент он машинально пристроился к очереди: «За спрос по лбу не бьют, спрошу священника, что делать-то мне, а то эти Медеи наговорят!».
Текли минуты, служба приближалась к концу, очередь на исповедь таяла. Он повернул голову, чтобы посмотреть, кто ж так душевно поет в храме. Поднял глаза, и сердце бешено заколотилось. Виктоша! Его «бывшая» Виктоша руководила хором и пела сама чудесным голосом. С иронией он подумал: «Она не смогла найти применение своим красивым и сильным ногам, поскольку я ей их переломал, так она нашла применение своему голосу и рукам. Руки! Вот чьи были руки во сне!» Он было открыл рот, но увидел, что Вика повернулась к нему, увидела, ресницы дрогнули. Она уверенно кивнула ему, улыбнулась всепрощающе, как будто давно его ждала здесь именно для того, чтобы сказать, что простила, и вот наконец-то увидела.
И Алексей уверенно шагнул к священнику: «Я виноват, я не просил прощения!..»
Виктория, прости! Господи, помилуй!
Комментариев нет:
Отправить комментарий