Настя и Федор жили в одном доме, но в разных подъездах. Федор был старше Насти, поэтому гуляли они в разных возрастных компаниях: Федор гонял голубей во дворе с местными парнями, играл в теннис, смешил девчонок-ровесниц из своего подъезда; Настя гуляла во дворе, где жили сразу несколько одноклассников и мальчишки из другой школы. Когда Насте было четырнадцать лет, она впервые влюбилась в одного из “чужих” мальчишек.. Ей казалось, что это продлится бесконечно долго – разве может это прекрасное состояние закончится, тем более, что он такой, такой, такой! Сами помните, как это бывает в четырнадцать лет: теряешь сон, аппетит, вздыхаешь. Но не всегда первая любовь заканчивается радостно. Бывает так, что ходит он с тобой, ходит, а в результате объявляет: “Хороший ты, парень, Лялька, но люблю я другую”. С Настей было приблизительно так: Миша пришел и сказал, что он дружит с одноклассницей. Настя переживала, очень переживала, плакала, но друзья всегда были рядом, пытались как-то утешить. Со временем боль ушла.
Боль ушла, но остался след, который повлиял на всю дальнейшую жизнь девушки. Она почему-то стала какой-то жесткой. Она была всегда со всеми весела, доброжелательна, правда, иногда могла вставить острое слово. Внешне была симпатична, хорошо одевалась: она сама сшила себе и школьную форму и фартук из шелкового маминого платья, а какие у нее были воротнички! Даже мамы одноклассниц на собрании у ее мамы спрашивали, кто шьет для Насти воротнички. Мама гордилась своей дочкой: она хорошо учится, на улице не болтается, а за неосторожность с мальчишками она вообще не переживала, знала, что Настя их на дух не переносит. Нет, она дружила с мальчиками в компании, а уж про остальных и мыслей не было. Настя как бы закрылась от мужского пола, она воспринимала мальчишек, будущих мужчин, только как необходимость, как данность.
Мама не села, не поговорила с дочкой, не узнала, что с ней происходит. Но не потому, что она такая невнимательная. Нет, просто Настя была такого склада, что даже в такую трудную минуту, в минуту разочарования, она не пришла к матери и не поплакалась ей в своей беде (в 14 лет малая беда кажется катастрофой мирового масштаба). У нее даже мысли такой не возникало. А мама просто была уставшей больной женщиной, у которой пьет муж Этим все было сказано. Настя насмотрелась на папу, на отношение к матери. Что-то сломалось в ней, а мама, к сожалению, это пропустила, она была занята более весомыми проблемами, чем несчастная любовь дочери.
Прошло время. Дети подросли – Федор служил в армии после окончания техникума, Настя заканчивала школу и собиралась поступать в институт. Она долго выбирала, куда пойти учиться: то ли на модельера, то ли на экономиста, а может и еще куда, - аттестат был, хороший, одни пятерки да четверки. В некоторых ВУЗах можно было сдать только два экзамена, и ты студент. Учиться хотелось. Очень хотелось, но лень было сдавать экзамены. Настя была какой-то вялой, все чего-то ждала, что кто-то что-то подскажет, решит за нее. Обломов какой-то в юбке. После долгих мучительных колебаний она все-таки решилась, подняла себя с дивана, сдала экзамены и стала учиться на модельера женского платья.
Тем временем из армии вернулся Федор и решил продолжить учебу, повысить свое мастерство в строительном деле. Он пошел работать, а по вечерам учился. Однажды их судьбы пересеклись: они оказались в одной компании, празднующей один из бывших советских праздников. Все молодые, беззаботные, главное, не суть праздника, а радость выходного дня, что можно повеселиться, оторваться, так сказать, одним, без строгих взглядов родителей (праздник отмечался на даче у общих знакомых). Хорошая компания, хороший стол, хорошее настроение. Федор и Настя сидели рядом за столом. Молодой человек галантно ухаживал за девушкой, они болтали на разные темы, смеялись. Настя была какой-то необычайно веселой, разговорчивой, она даже пошла танцевать с Федором медленный танец, хотя любила только быстрые танцы. Федор был как заворожен Настей, голова кружилась от аромата ее густых пушистых волос, смешивающегося с нежным ароматом духов. Он нежно поцеловал ее в челку. Настя отстранилась, прижала указательный палец к его губам, а потом им же погрозила, мол, не шути так. Танец продолжался, Федору казалось, что он кружится во сне, он видел только Настину макушку поскольку был выше ее намного, и держал ее, как драгоценность, которую нельзя ронять. Музыка кончилась, а они все топтались, пока не услыхали добрый смех друзей. Они взялись за руки и пошли гулять на улицу, и далекие звезды освещали их путь. Федор проводил Настю до дома:
-Когда мы увидимся вновь?
Она уклончиво ответила:
-Когда нибудь, не далеко живем друг от друга.
-Как же это я тебя раньше не замечал?
-Да ты просто смотрел в другую сторону, вот и все.
-Нет, я видел тебя, я знал, что ты есть, но, понимаешь, ты просто была, как остальные – просто соседка по дому, а теперь ты… ты…
-Что – я?
-Просто ты выросла, ты стала другой.
-Да нет. Просто ты – мужчина, я – женщина, и ты смотришь на меня именно так. Я не в плохом смысле, просто мы, действительно, оба стали взрослыми, какая никакая, но сформировалась своя индивидуальность, и мы уже не серые мышки-подростки, не гадкие утята. Мы – лебеди, может, и не красивые, но лебеди.
-Лебедушка ты моя.
-Я не твоя, я мамина, - пошутила Настя. – Ну все, пока, до встречи. – Было слышно как по лестнице звучат ее быстрые шаги.
Федор запустил пальцы в свою гриву: “Вот болван, такую девушку не разглядел, у нее поди жених имеется, а я, как дурак “лебедушка моя”. Испугал девчонку. Э-эх!”.
Жизнь текла своим чередом, Настя и Федор периодически встречались, ходили в кино, ездили на концерты, в кафе. Федор решился сделать Насте предложение. Она внимательно его выслушала, грустно ответила:
-Я не готова, Феденька. Я не могу тебе этого объяснить, но не хочу я замуж. Мне хорошо с тобой, но я не готова вести домашнее хозяйство, учиться, работать одновременно, но есть и другие обязанности, а я боюсь.
-Но ведь люди для того и женятся!
-Я знаю, знаю, но не сейчас. Если сможешь, давай подождем.
Федор вздохнул. Он так хотел, чтобы в его новом жилье была хозяйка, чтобы были дети, постоянно слышался веселый детский смех, чтобы по выходным можно было ездить за город всей семьей. Может правда, подождать, пока Настасья закончит институт, устроится на новом рабочем месте, освоится, почувствует себя не ребенком под опекой родителей, а самостоятельной женщиной, умеющей самостоятельно принимать решения. Она чего-то боится, не хочет говорить. Ладно, подождем.
Молодые люди так и бродили по вечерам по улице, когда было тепло, сидели в кафе, когда было холодно, и ничего не менялось. Родители обоих уже как-то с подозрением смотрели на своих чад. У Федора мама молчала, никогда не вмешивалась в его дела. А у Насти мама стала как-то осмотрительней, она со временем стала замечать, что в то время, когда Настины подружки практически все повыходили замуж, ее дочь всего-навсего только который год ходит в невестах, а ответа не дает.
-Насть, ты долго будешь Федору мозги вправлять, все умничаешь. Он мужчина, он долго ждать не будет.
-Если любит – подождет, а уйдет, значит, так надо.
-Все время ты со своим “так надо”. Кому надо?!
-Ну, кому, ну… - и Настя показывала большим пальцем (как римские патриции в Колизее) на верх. Что она имела в виду, так и оставалось загадкой.
-Пойми, что возраст не молодеет, любовь приходит и уходит, остается привычка, ты хотя бы ребенка сможешь родить, посвятишь себя малышу. А Федор, что Федор? Он человек положительный, разумный, тебя любит, на ногах твердо стоит, ты будешь, как сыр в масле кататься. Его нельзя не любить.
-Какая же это любовь, если она уходит. Впрочем, первая моя любовь ушла, но не будем об этом. Любовь или есть, или ее нет. А выходить по расчету замуж нехорошо.
-Если ты его не любишь, зачем ты с ним тратишь время и его держишь на паривязи? Познакомилась бы с кем-нибудь другим.
-Зачем? Федора я знаю, он меня тоже. А тут – с кем-то знакомиться, что-то говорить, объяснять, доказывать! Уволь, не хочу! Мне с ним хорошо, и точка. Уйдет так уйдет.
-Это не разговор, это детский лепет. Бред сивой кобылы. Ты говоришь о живом человеке, как о предмете мебели. “Этот диван удобен, я никогда его не променяю на другой”. Но даже у дивана лопаются пружины. Федору просто надоест тебя ждать и он действительно уйдет.
-Ладно-ладно, мамуля, я подумаю, - Настя чмокнула маму в щеку и убежала на очередное времяпровождение с Федором. Весь этот вечер она была задумчива, отвечала невпопад.
-Да что с тобой, красавица? Ты решила меня бросить, говори, не стесняйся. Такое ощущение, что я уже ничему не удивлюсь, если ты именно так мне и скажешь.
-Нет, ты знаешь, наоборот. Давай поженимся, ты же долго этого ждал. Только многого сразу от меня не жди, ты мне помоги, ты старше, не дави на меня, договорились?
Федор даже как-то обмяк от неожиданности. Настя сама не ожидала от себя такой прыти, просто она эгоистически подумала: “Ну что такого, выйду замуж, рожу ребеночка, буду им заниматься, а там стерпится-слюбится, хотя мне это не грозит: мне хорошо с Федором. Вдруг станет еще лучше, так зачем же упускать такой шанс. Мама права в чем-то”.
А потом началось бурное веселое обсуждение, где играть свадьбу, когда, сколько звать гостей, какой костюм, какое платье и много-много разных разностей. Посреди шумного веселья о серьезных вопросах Федор вдруг посерьезнел:
-Знаешь, у меня есть друг, мы учились вместе, он все строил дачи богатеям в свое время, однажды его попросили помочь восстанавливать старинный храм. И так он этим проникся, что стал помогать священнику по храму, потом его посвятили самого в священный сан. Он теперь строит свой храм, я ему помогаю.
-Надо же. Ты не говорил.
-Да я как-то не подумал, да вроде ни к чему было.
-А сейчас что случилось?
-Может повенчаемся?
-В дань моде, или по настоящему.
-Шутишь, что значит – в дань моде?
-Не сердись, сейчас многие крестятся не потому что верят в Бога, а потому, что официально разрешили в храм ходить.
-Ну люди и в более крутые времена ходили в церковь и крестились.
-Да, но не таким валом валили, как сейчас.
-Да, конечно, все так. Но ты подумай, хорошо? А я с батюшкой поговорю, он нас и обвенчает.
-Да я хочу, просто, пусть он толком все объяснит, расскажет. С ним побеседовать-то можно просто, дома, например?
-Съездим, поговорим.
Сказано – сделано. Съездили, поговорили. Отец Симеон все разложил по полочкам, дал книжки умные почитать. Молодые люди с интересом все прочитали, составили список вопросов. Опять поехали в гости к батюшке. Он опять все терпеливо объяснял, сам задавал вопросы. В результате молодые люди сыграли свадьбу, обвенчались. Все было чинно, без драк, без попоек, чему были рады все, особенно родители, хотя желание венчаться несколько удивило их, но они не препятствовали, благословили, как положено. И потекла новая жизнь.
Федор и Настя работали: он строил, Настя открыла с помощью Федора и его друзей свое ателье, у нее свои клиенты появились. Оба они обустраивали общее жилище, Настя - как дизайнер, Федор – как рабочие руки. У них было светло, уютно. К ним на огонек заглядывали друзья и подруги, кто с семьей и с детьми, кто по одному. Федор и Настя с грустью смотрели на детей: прошло уже много времени со дня свадьбы, а никаких даже намеков на потомство не было.
Однажды Федор сказал Насте:
-Лебедушка ты моя, не грусти. Знаешь, я не говорил тебе, во время службы мы грузы возили. Я не знаю, что это было, но один парень из нашего отряда уже после армии ударился где-то, ушиб не прошел: все перетекло в саркому. Его организм просто не справился с пустяковым ушибом, понимаешь, ослаб. Ослабнуть он мог только в результате радиации, о чем нам потом уже намекали. Но все были молоды, беззаботны, не придали этому значения, а потом вся эта история. В общем, он умер.
-Как? – с ужасом спросила Настя.
-Саркома это иногда – все, крышка.
-А ты проверялся?
-Специально – нет. Нам говорили какие-то первые признаки, но у меня их вроде нет, поэтому я был спокоен, а теперь вот даже не знаю о чем и думать. Может, это я виноват, что у нас нет детей?
-Ну что ты, Феденька Не думай так, ну всякое бывает, а может, это я? Зачем гадать, давай обратимся к докторам, они сделают нужные анализы, все проверят. Только тогда мы сможем узнать причину.
-Ты умница, ты всегда была ею. Так и сделаем.
Началось хождение по врачам, одних они нашли сами, других подсказал отец Симеон. В ожидании результатов Федор стал помогать в свободное время отцу Симеону по храму, не в строительстве, а в службе. Чтобы скрасить тяжкое ожидание результатов, отец Симеон пригласил Настю помочь иконописцам в художественной мастерской.
Так они и жили: работали и прислуживали в храме. При этом Федор очень серьезно стал ко всему относится, не то что бы он был легкомысленным, а теперь стал серьезным, нет, просто он стал воцерковляться, он стал более духовным человеком. А вот Настя хоть и помогала во всех делах и мужу и батюшке, но процесс приобщения к Богу шел у нее медленнее. Она многое знала, понимала – батюшка помог, но она была инертна. Инертна, как и раньше, она все ждала какого-то тычка, чтоб кто-то пнул, качнул, как маятник.
А результаты пришли, они были утешительными. Относительно утешительными: здоровья стопроцентного, конечно, у обоих не было, но причин, явных причин, не позволяющих иметь детей, не было. Федор с батюшкой переглянулись, а Настя просто ломала голову. Отец Симеон был откровеннее с Федором, да и Федор стал многое понимать. Но мужчины молчали, они понимали, что рано еще говорить с Настей о промысле Божием. Она может не понять, растеряться.
Дни шли, ничего видимо не менялось, а невидимо шла внутренняя борьба в каждом сердце, в каждой душе. Федор молился о семье, о ниспослании детей. Анастасия ломала голову, роптала: “Ну вот, вышла замуж, а детей нет, как же так. Господи, зачем тогда это все было?”. Настя продолжала помогать в мастерской, она даже больше стала там времени проводить, не спешила домой, она как-то отстранилась от мужа. Она не могла объяснить всего, но больше ей не хотелось шумных встреч с друзьями, не хотелось вечерних посиделок и с мужем. Она даже была иногда рада остаться одна дома. В одиночестве она мурлыкала себе что-то под нос, рисовала новые модели платьев и костюмов. О Федоре стала думать опять, как о предмете мебели: “Сейчас муж придет, надо ужин разогреть”, и шла на автопилоте выполнять домашние обязанности. Приходил Федор, они ели, болтали ни о чем и расходились по разным комнатам.
Не сразу Настасья заметила, что Федор грустен, что мало ест, что сам стирает свое постельное белье. Она воспринимала это, как помощь, а потом как-то неожиданно встретила подругу, которая язвительно спросила: “Что это ты мужа так загоняла, посерел, истощал, грива поредела так, что волос осталось на одну драку”. Настя резко остановилась:
-Какую драку, ты о чем?
-Ты что, с Луны свалилась, или вы расстались?
-Нет.
-Так что ж ты его так запустила, ты что, не смотришь на мужа-то своего. Смотри не приворожил ли кто, он у тебя видный. Был.
-Что?! – Настя, всегда спокойная как удав, перешла вдруг на крик. – А не ты ли его приворожила, всегда мне завидовала. Но только он мой, только мой.
-Твой-твой. Только он не игрушка: поиграл и выбросил, он человек, а ты, как обычно, холодна. Ты – айсберг!
Подруга убежала, а Настасья долго стояла, как в ступоре, как будто ее окатили ушатом холодной воды. Все последние дни мелькали у нее, как на ускоричке в видеомагнитофоне: все в какие-то доли секунд. Мозаика сложилась – Федор болен!
Тревога охватила женщину. Она опрометью бросилась домой, мужа дома не было, они с батюшкой уехали по делам. Она стала все теребить в комнате мужа, в результате перед ней оказалась большая куча пузырьков с лекарствами. Названия на них были просто непроизносимыми, аннотации содержали страшное слово – рак кожи. Вот почему он сам стирал белье, там были следы болезни, а он боялся потревожить ее!
-Федя! Феденька! – Настя осела на пол, на колени ее посыпались банки-склянки, из глаз текли жгучие слезы. Она ревела в голос: -Федор, я люблю тебя, я никогда тебя не оставлю!
Мужа не было, а Настя ходила из угла в угол и повторяла слова любви. Только сейчас до нее дошло, что не о плотской любви говорил им батюшка перед венчанием, он говорил о любви неземной: о долготерпящей, всепрощающей. Рыдала она не потому, что боялась потерять мужа, все последнее время они и так жили как соседи, а потому, что ее защитнику, ее помощнику во всем было плохо, ему было больно. А еще потому, что из любви к ней он ничего не сказал: он собрался тихо спокойно или уйти, освободив ее от обязательств, или умереть: развязка могла наступить в любой момент. Он просто не хотел ее тревожить. “Как же я проглядела все это?! Как?! Я просто черствая горбушка, которой можно гвозди забивать. Для меня любовь стала привычкой, как и говорила мама. А может, я и не любила, а просто уговорила себя? Да, так и было. Сколько он носился со мной, сколько ждал меня, а я вот так его отблагодарила – даже не заметила, что он гаснет у меня на глазах! Я поступила, как Петр: обещала не отрекаться, а сама все проглазела. Но теперь все будет по-другому. Я вытащу тебя, Федор, а Бог мне поможет! Я люблю тебя, именно - люблю!”.
Настя впервые по-настоящему подумала о молитве, о вере, о своем поведении. Она рассказала мужу о своих находках, Федор тихо прижал ее к себе:
-Лебедушка ты моя!
-Вот именно – лебедушка, а лебеди верны своим спутникам жизни. Они как люди – живут семьями. Помнишь песню “Лебединая верность”?
-Помню-помню!
Поговорила Настя и с батюшкой. Женщина со временем изменилась, из айсберга она стала превращаться в ласковый журчащий ручеек. Она перестала делать все по обязанности - она полюбила свои дела, они ей отвечали тем, что получались – на славу Божию. Настя ездила вместе с Федором на все его медицинские мероприятия, молилась изо всех сил в больничной молельной комнате, пока он проходил процедуры.
Через некоторое время врачи утешили Федора – болезнь утихла, наступила стойкая ремиссия. Волосы, конечно, уже не восстановить, и следы на коже останутся, но это ведь мелочи по сравнению с вопросом “буду жить или не буду”. А еще чуть погодя Настя принесла мужу долгожданную весть – у них будет малыш!
Богородице Дево Марие “Феодоровская”, моли Бога о здоровье нашего будущего малыша и Федора! Заступись Владычице о нас!
Комментариев нет:
Отправить комментарий